Дубейко Александр Андреевич

(не дневники, и тем более не мемуары, а так, понемногу, что вспомнилось)

В конце семидесятых в Лимане начался расцвет самогоноварения. Своего пика он достиг в девяностые годы, когда самогонный аппарат стоял почти в каждом дворе. Но благодаря народной мудрости или колхозному опыту (в колхозе до борьбы с пьянством был свой цех по производству спирта), самогон гнали в основном по нормальным традициям из зерна. Притом с отменным качеством. Народ умудрялся даже соблюдать определенную очередность, если у Сашка, например, сусло только забродило, значит у его соседа, уже выбродило до конца, а у кого-то другого как раз шла перегонка. Можно было услышать крики через всю Корякивку – «Толик, у тэбэ е?» - «Е, заходьтэ». И начиналось хождение из двора во двор по кругу с дегустацией.
Помню, после одного из таких «кружений» Сашко рано утром отвозил меня на автобус в Старобельск. Не знаю как у него, но у меня в глазах еще двоилось, перед Старобельском тормозит нас гаишник, участник вчерашнего сабантуя, невнятно, но заботливо интересуется «Ты, как, ехать можешь?» - «Могу», «Ну, тогда смотри, осторожно!», а самого качает из стороны в сторону. В то время Старобельский дивизион ГАИ, наверное, наполовину состоял из лиманцев, потом «лафа» закончилась, набрали «чужих», и те зверствовали сильнее, чем в любом другом регионе. Однажды, когда я уезжал из Лимана, меня на протяжении десяти километров до Старобельска останавливали трижды для проверки.
И хотя я самогонку не очень признаю, лиманскую пью без отвращения, самую лучшую делает Кова (один из дружков детства). Помню, когда я был в Чернобыле, наряд поймал полкового почтальона с контрабандным самогоном, торжественно самогон был вылит перед строем, так потом через плац неделю ходить нельзя было без противогаза – сивуха разила до рвоты.
Отличную самогонку делал в Киеве на своем 12 этаже Петя. Составные части аппарата заготовил на заводе, самогон настаивал на ореховых перепонках – куда там коньякам до его зелья! А брагу бродил у соседа на балконе, скооперировавшись с его женой. Сосед работал в центральном аппарате КГБ, в то время как раз шла повальная борьба с пьянством, поэтому соседу о самогонке ничего не говорили. Как-то в Киев нагрянула какая-то инспекция из союзного КГБ, Петин сосед угощал инспекторов у себя дома, водки, как правило, не хватило (а тогда еще спиртным по ночам не торговали) и Петя подбросил им пару бутылок своего напитка. Москвичи были в диком восторге. Только тогда соседу и раскрыли подпольный самогонный завод.

Но все это было значительно позже.
А в 1962 году отца назначили директором Щаденковского совхоза, и мы  переехали в с. Большинка. Мои воспоминания о Большинке немногочисленны, но, по крайней мере, уже осмыслены. Село находилось на берегу одноименной речки Большинка. Наш дом был на круче над речкой, а наши соседи жили в низине. Не знаю, как часто в Большинке были наводнения, но одно из них мы пережили. Во время ледохода, чуть ниже села по течению реки образовался затор, и вода стала быстро прибывать. К вечеру у наших соседей вода поднялась на уровень окон, они ночевать перебрались к нам с минимумом пожитков, которые успели вынести. Обстановка, помню, была очень напряженная. У нас вода дошла во двор, затопила огород, но дом стоял высоко, до него не достала. На следующий день команда взрывников заложила заряд в ледяной затор, и после взрыва вода стала спадать. Все вздохнули с облегчением. За два-три дня вода ушла из дворов. Мы ходили к соседям собирать вещи, помню, что все было мокрое, в грязи и серьезно поперченное.
Подобное половодье я еще застал в станице Старочеркасской в 1994 году. Правда, это наводнение было рукотворным. В конце мая - начале июня прошли сильные проливные дожди в верховьях Дона. Цимлянское водохранилище было и так переполнено после таяния снега, и, чтобы исключить прорыв дамбы, воду стали усиленно сбрасывать. Дон разлился и затопил все низины. Дом тестя был построен еще в далекие времена, когда Дон разливался каждый год, поэтому стоял на высоком месте, а рядом с ним улица, прямо в русле старого оборонительного канала. Все дома затопило по самые крыши. Вода стояла больше месяца. У тестя в воде был весь огород и сад. Многие деревья, конечно, пропали.

Возвращаюсь вновь к Большинке. Впервые попробовал вареных раков на пляже прямо под нашим домом. Почему впервые? Просто я хорошо помню, что ребята мне показывали, как их есть. Ребята были постарше меня, но тоже молодняк. Я им досаждал, пробегая рядом по кромке воды так, что их заливало брызгами. Но директорского сынка не трогали, тем более, что отец был недалеко. Плавать я еще не умел, поэтому одного меня на речку не отпускали. Плавать я научился в шесть лет, когда меня, наверное, впервые оставили в Лимане летом. Правильнее сказать: не научился, а научили. Обычным деревенским способом. Первым делом приучили без страха относится к воде. Вывезут на середину Айдара на надувной камере, и бросят одного. Через несколько дней посреди реки перевернули с камеры, хочешь – плыви к берегу, не хочешь – тони. И хотя утонуть все равно не дали бы, так как старшие плавали вокруг меня, но когда ты один на один с водой, о таких мелочах не задумываешься. Доплыл. И плавать научился. Так же и нырять приучали тех, кто не мог долго находиться под водой. Загоняли под воду и держали на счет.
Не помню точно, но постоянных друзей в Большинке у меня не было. В детсад я не ходил, находился дома с мамой, которая ждала пополнение. Меня к тому времени уже приучили к самостоятельности – бегал в магазин за молоком и хлебом. По дороге меня встречал местный пацан и помогал пересчитать деньги, чтобы в магазине у меня не возникло проблем. Проблемы возникли, когда маме продавщица сказала, что я задолжал за покупки. После этого вольный счет на улице прекратился.
Однажды к нам в гости приехала тетя Шура из Киева (хотя, наверное, не из Киева, в то время она еще жила, вероятнее всего, в Луганске). И подарила мне огромную деревянную машину. Я ее вовсю таскал по двору. А во дворе паслись куры и гуси. Так вот гусак мне прохода не давал, все норовил ущипнуть.