Дубейко Александр Андреевич

(не дневники, и тем более не мемуары, а так, понемногу, что вспомнилось)

В Гремучем в детстве я гостил значительно чаще, чем в Лимане. Круг общения: двоюродные сестры Наташа и Маруся (дочери дяди Василия Петровича), соседи - Лена и Коля Воропаевы, изредка приезжающие старшие двоюродные братья - Гена и Витя (сыновья Леонида Петровича), Володя (сын Василия Петровича) и дядя Ваня (до армии и, конечно, после службы). На хуторе - раздолье. Огромный общий двор на две усадьбы с соседями Воропаевыми (хотя раньше, по-видимому, двор принадлежал только Ванжам). В центре колодец и погреб, ниже к огороду - хозяйственные постройки и капитальный сеновал. От дороги усадьба отделена была густыми зарослями сирени и шиповника, за домом росло несколько кустов роз, которые привез из Попасного Луганской области дядя Николай Петрович. А за дорогой степной пустырь на песчаниках, поросший полынью, бессмертником, зверобоем и ковылем. Позже его распахали. С другой стороны от Воропаевых примыкала старая панская усадьба, в которой жили две наши родственницы тетя Надя и тетя Мотя Долгалевы, раньше еще была баба Санька, но она умерла, когда я был еще маленьким. Эта усадьба уже в мои детские годы была запущенной. В заброшенном саду вечно плодились гусеницы, и нам с дедом приходилось опрыскивать и этот сад, чтобы уберечь свой от порчи. Хутор был очень большой в ту пору, жило в нем семей сто. Он был вытянут двумя  длинными улицами по обе стороны балки. Притом вторая улица (та, что за балкой), называлась Лучанка и была в два с лишним раза длиннее нашей, которая называлась Тавричанка.
В центре - сельпо и кузница.
В самом дворе - хата дореволюционной постройки, глинобитная, но крытая жестяной крышей. Из-за этой крыши прежних хозяев (а принадлежала она сестре деда Петра, вышедшей замуж за местного мелкопоместного пана) раскулачили и сослали в Казахстан. Дед у колхоза усадьбу выкупил (до этого он жил на Лучанке), а сестре помогал деньгами обустраиваться на месте ссылки.
Хату пополам делил большой коридор. Слева на «светлой» половине находились зал и спальня, полы были  деревянные. Какие полы были прежде, не знаю, но крыли их (а может, и перекрывали) на моей памяти. В спальне была большая русская печь с лежанкой, на которой спали и лечили всякие недуги - простуды, радикулит и прочее. Топка в печке была большая и в ней даже парились, предварительно протопив, и обмыв со стен сажу. Справа от коридора была большая кухня, в ней тоже стояла русская печь с лежанкой, но печку переделали под плиту. А за кухней находилось теплое помещение для скота с отдельным выходом. В коридоре и на кухне полы были глиняные. Каждое лето подмазывали стены хаты и обрабатывали раствором кизяка, то же проделывали и с земляными полами для обеззараживания. Пару раз на моей памяти перекрывали крышу.
Ниже хаты за плетнем находился сад, виноградник и пасека. На передней площадке стояла летняя печка - груба, обеденный стол, вкопанный в землю, и лавки под большой раскидистой черешней. Левее был построен большой омшаник, под ним находился просторный подвал на две половины - в одной зимовали пчелы, в другой был погреб. Справа в саду стояла пасека, обычно не менее 25-30 ульев. В саду росли сливы, яблони, груши, и, как самое приметное, - шелковицы. Внизу  был виноградник. За ним плетень, и  левада, поросшая настоящим лесом. В леваде, кроме всего прочего, росли вишни, терен, сливы. В низине был родник, 2 копанки, болото и ручей, впадающий в пруд. Много было камыша и лозы. По скатам низины росла мята. А напротив левады был большой огород. На котором и картошку выращивали, и кукурузу, и бахчевые, и так далее.
Предки деда Петра были выходцами из Весёловского уезда Екатеринославской губернии (ныне Днепропетровская область). Петр Федорович Ванжа рано осиротел. Его дедушку звали Денис, а мама, Мария Владимировна, была из семьи Владимира и Оксаны Гаюн. Уже в 13 - 14 лет дед Петро стал самостоятельным хозяином. В раннем детстве он повредил глаз, а так как в те годы были проблемы с медицинской помощью, вовремя ему помощь не оказали, и глаза он лишился. Бабушка Зинаида Давидовна Солоп была внучкой (по материнской линии) участника русско-турецкой войны вахмистра Войска Донского Данилы Хоружи, кавалера трех «Георгиев». Его также наградили за отвагу именной шашкой и револьвером. После демобилизации он пошел работать путевым обходчиком и, от греха подальше, револьвер сдал околоточному, а шашка еще долго была семейной реликвией. Ее изъяли милиционеры в 20-е годы во время свадьбы прямо у церкви. Шашку использовали как один из свадебных атрибутов. Женился он на Василисе (фамилию не знаю). Их дочь Евтропия вышла замуж за Давида  Солопа (его родители Владимир Солоп и Мария Диденко).
И, наконец, дети Петра Федоровича и Зинаиды Давидовны - Леонид Петрович, Василий Петрович, моя мама Матрена Петровна, дядя Коля, тетя Валя и дядя Ваня. Несколько детей умерли еще в младенчестве. Кстати, маме всегда не нравилось имя Матрена – может быть потому, что ее назвали именем одной из умерших дочерей.
Дед Петро в годы гражданской войны был уже самостоятельным хозяином. Когда фронт проходил вблизи хутора, хуторян мобилизовывали вместе с лошадьми для нужд армии, причем, то белые, то красные. Однажды, когда он подвозил снаряды на передовую, снаряд попал прямо в телегу. Деда сильно контузило. В армии он не служил по инвалидности.