Дубейко Александр Андреевич

(не дневники, и тем более не мемуары, а так, понемногу, что вспомнилось)

Бабушка готовила очень вкусный борщ. Особенно помнится борщ, сваренный на горнушке. В одном казанке (чугунке) варилась старая курица. Очень долго. Отдельно, в другом - томились овощи и капуста, затем все смешивалось и заправлялось чесноком, растертым со старым салом (уже пожелтевшим). Перед едой борщ еще настаивался без огня (курицу не вынимали). Горнушку топили хворостом, полынью и кизяками, и только в последние годы стали использовать уголь. В хате было тоже самое, но в ней раньше переделали печи на уголь.
Все соленья, компоты и варенье готовили во дворе на горнушке. Я уже писал, что дед к старости практически ослеп, но по традиции вся готовка проходила под его неусыпным контролем. Заключалось это в том, что сидя на лавке под раскидистой черешней, он постоянно приставал к бабушке, положила ли она соль или что там еще требовалось, сколько положила и так далее. Бабушка каждый раз отвечала на все его запросы, но делала, естественно, то, что сама считала нужным. Домострой в чистом виде.
Я не помню, как часто дед Петро бродил вино, но свежий виноград у него хранился долго (виноград, кстати, был и белый и красный - белый рос в саду, а красный - у хаты), а вот медовуху бабушка варила регулярно. Помню случай. Бабушка варила новую партию, а нам с дядей Славой (Луганцевым) дала попробовать прошлогоднюю и свежую созревшую (на сахар и крепость). Налила по две кружки каждому, а кружки - железные фунтовые (400-450 грамм). Пьем, что-то друг другу рассказываем, потом весело стало, смеемся  без причины. Я попытался встать, не cмог - ноги не держат. Голова ясная, а в ногах силы нет. Дядя Слава (2 с лишним метров роста и вес за сто) встать-то встал, пролетел на полусогнутых 5 метров до плетня, ухватился за него и кое-как добрался до лавки. Посидели полчаса, похохотали и потом спокойно встали, и пошли, как ни в чем не бывало. И хотя медовуху я пробовал и после, такой ароматной и хмельной как у бабушки не встречал ни разу. На хуторе впервые попробовал и алкоголь. Как-то родичи что-то праздновали, пили кубинский ром (начало шестидесятых – расцвет дружбы с Кубой). Мне тогда было лет пять-шесть. Под шумок, когда все вышли во двор, слил остатки рома из бутылок в стопку и «крякнул». Отвращения по крайней мере не почувствовал, слегка повело, но никто из взрослых этого не заметил.
Жизнь на хуторе была размеренная, выверенная столетиями. Весной и летом поле, огород, корова, зимой - столярные работы, пряжа и т. д.
Помню, сено заготавливали в леваде и где-то в степи, по балкам. Закладывали в копны, уминали, а потом привозили его на арбе, запряженной волами. Научили и меня управлять волами. Сидишь где-то под небесами и, знай себе, «цоб-цобе», а они и без тебя знают, куда им идти. Разгружали арбу во дворе, а потом укладывали в овин. Несколько раз, когда было много гостей, я спал на сеновале.
Каждому деревцу, что росло в леваде, было определено, чем стать в будущем. Эта вишенка пойдет на кнутовище (а батоги дед плел сам из сыромятной кожи, и меня учил), ясенек - на вилы, а осинка - на топорище, к примеру. Всегда знали, где нарезать лозы, чтобы подправить плетень, или нарубить березки - на метлы. На веники в огороде выращивали сорго. Кроме этого, у деда была еще проблема с трухлявыми пнями, он всегда заготавливал впрок сопревшие пни для дымаря.
Дед был большой экспериментатор. Ему было интересно до каких размеров может вырасти то или иное растение. Как-то у омшаника вырос куст конопли высотой в 2,5 – 3 метра. В то время наркомании еще не знали, и конопля была такой же привычной технической культурой, как подсолнечник или кукуруза. Я, например, еще застал целые поля конопли. В основном она шла на производство дерюги и грубой мешковины. При мне сами ее уже не обрабатывали, а раньше в каждом хозяйстве (во всяком случае и у Ванжей и у Дубейко) коноплю выращивали, обрабатывали, сучили пряжу и ткали рядно, а также варили конопляное масло. В другой раз дед вырастил огромных размеров гриб-дождевик. Диаметром больше полуметра. Кстати, дождевиков росло много, но я не слышал, чтобы их когда-либо ели. Вообще не помню, чтобы в Гремучем ели грибы.  Да и в Лимане тоже. Вот лобода и молодая крапива шли на варку зеленого борща. В ту пору вкусовые пристрастия не совпадали с сегодняшними. Помню, прабабушка Оныся, рассказывая о голоде тридцать третьего года, жаловалась: «Так голодалы, що даже ракив илы!». Судя по рассказам о голодоморе, мне кажется, что по хуторам Ростовской области голод был значительно страшнее, чем в соседней Луганской области. Не ведаю, как снабжался продовольствием Донбасс до войны, но в семидесятые годы в Ростовской области на прилавках магазинов можно было увидеть только кильку в томате, да макароны, а в Луганске – рог изобилия. И мы нередко ездили через границу за маслом, колбасой и конфетами. А власти, чтобы препятствовать вывозу продуктов, объявляли карантин на ящур, сап и прочую подобную мерзость, и перекрывали постами все дороги. «Рогатки» были такие, что сегодняшним таможенникам и не снилось. Помню, как на выпускной бал Люси отец отправил за продуктами в Луганск меня и своего водителя, притом на «УАЗике», так как возвращаться планировалось «огородами». В Луганск мы проехали без приключений, закупили конфеты и колбасу и выехали домой проселочными дорогами, минуя санитарно-милицейские посты на трассе. И вот последняя речушка,  за ней граница - Ростовская область (в те годы чаще говорили о границах областей, чем республик, хотя отец мне и показывал как-то декоративный пограничный бетонный столб, на котором была надпись «РСФСР – УССР). От «родного дома» нас отделял только ветхий мост через Деркул, но его перегораживал шлагбаум на замке. Водитель был «ушлый», выскочил из машины и поднял крик: почему дежурная вахта плохо службу несет? где начальник караула? почему нет антисептического раствора в яме? где респераторные лепестки – и все в том же духе, при этом все время кивал в мою сторону, мол, видите, начальство не довольно и как теперь отреагирует облисполком на такие безобразия? (а я, нужно упомянуть, был в костюме и при галстуке, из машины не выходил и брезгливо надувал щеки). В общем, перепуганные селяне разыскали местного бригадира с ключами от шлагбаума, и тот пропустил нас на другую сторону реки для «инспекции» на «том берегу». Ни у кого не хватило даже «тямы» посмотреть на наши ростовские номера.
Такие вот дела. Но вернусь к воспоминаниям.