Дубейко Александр Андреевич

Мой отец вспоминал такой эпизод из рассказов деда Фота. Когда Трифон вернулся с Кубани, спустя какое-то время пришел в гости к деду Фоту и увидел перед его домом у ворот большой мельничный жернов, который мешал заезжавшим во двор телегам. Так он этот камень сам приподнял и откатил в сторону. Дед Фот говорил, что у его отца была «дурная сила» запорожского казака.
Трифон Данилович был хороший столяр. Он сделал для Фота деревянный диван и шкаф для посуды, украсил их красивой резьбой. На одной дверке вырезал «Трифон Даниловичъ». И диван, и шкаф дожили до наших дней и находились в хате его правнука Кузьмы Васильевича - моего дяди.

Дед Трифон умер в глубокой старости на своем старом подворье в семье старшего сына Кирилла в конце XIX века.
В начале ХХ века, после смерти Кирилла Трифоновича и его жены старое подворье наших предков опустело. Фот Трифонович деревянные части усадьбы перевез к себе во двор, а стены со временем завалились, подворье превратилось в пустырь, как и соседние подворья по обе стороны, но огород, что от двора спускался к Айдару семья деда Фота продолжала возделывать, а позже и наша семья обрабатывала его.
Фот Трифонович женил своего сына Василия в 1890 году на одной из дочерей многодетного Федора Петровича Ложечки, а дочь Оляну отдал замуж в Старобельск за Войтенко.
Федор и Наталья Ложечки жили на южной окраине хутора Балакеровка, под горой над кручей правого берега Айдара. Сколько у них было детей, не знаю, нок нам в конце 30-х годов ходила в гости сестра бабушки по фамилии Холодняк, брат Павел Федорович Ложечка Жил в Лимане, а его дочь Фекла жила по соседству с нами.
Оныся - Анисья Федоровна - будущая наша бабушка была на 2 года младше мужа. Родилась она в 1872 году. Замуж вышла в 18-летнем возрасте. За 20 лет совместной жизни с Василием Фотеевичем она родила 6 сыновей и одну дочь.
Старшим был Герасим, потом Сергей, Кузьма, Василий, Иван (мой отец), Пелагея и Яков.
Яков родился в 1910 году. Когда ему было 2 или 3 месяца дедушку и бабушку пригласили друзья на свадьбу. Туда они поехали лошадьми на бричке. Поздно вечером началась драка на улице. Дедушка в это время вышел приглядеть за лошадьми и покормить их, но по ошибке один из пьяных ударил его по голове безменом и убил насмерть.
Бабушка в 38 лет стала вдовой. На руках куча детей мал мала меньше. Моему отцу Ивану Васильевичу было в то время 6 лет. Своего отца он не помнил, в памяти сохранил только, что на похоронах было много народа.
Бабушка детей воспитала благодаря свекрам деду Фоту и бабе Марусе.
Хозяйство дедушка Василий нажил крепкое. Были коровы, волы, лошади, свиньи, овцы, птица. Всевозможный инвентарь: плуги, сеялка, веялка, бричка, арбы, сани и другой необходимый реманент (инвентарь). Хлеб молотили каменными катками и цепами.
Надо пару слов сказать о ведении натурального мелкого крестьянского хозяйства в те годы.

Сделаю еще одно отступление, отец в своих записях о наших предках, раз за разом употребляет понятия «мелкое крестьянское хозяйство», «в семье бедных крестьян» и т.д., но, судя по описанию их быта, не такими уж и бедными они были, другое дело, что и не пановали. Опять же, судя по жизнеописанию деда Трифона, казак был еще тот, и из «общего крестьянского русла» несколько выбивает его дружба с кубанцами. Просто, по-видимому, нужно иметь в виду то, что отец был убежденный коммунист, воспитанный на идеологии и фразеологии того времени.

На «отрубах» в степи сеяли озимую рожь, яровую пшеницу, ячмень, овес, подсолнечник, а с начала ХХ века стали возделывать и озимую пшеницу. На огородах возле домов (а каждая усадьба занимала 1 га, в том числе на огород приходилось 0,7-0,8 га) садили картофель, свеклу, бахчи, кукурузу, просо, лен, коноплю, табак, мак и разные овощи (капусту, морковь, лук, чеснок, перец, а с начала ХХ века стали выращивать и помидоры).
Внизу в левадах были сады, заросли терна, чернослива и росли большие деревья (в основном по межам). Это были и ясени, и вязы, берестка, вербы, а в леваде деда Трифоны были огромные деревья тополя серебристого.
Яблони, груши, вишни и сливы в основном были дичками, но разных сортов и вкусные.
Хлеба и фуража оставляли в хозяйстве столько, сколько было необходимо на содержание семьи, скота, свиней, овец, птицы и прочей живности. Излишки урожая отвозили в Старобельск на ссыпной пункт. В неурожайные годы хлеб не продавали, то и сокращали поголовье скота, чтобы дотянуть фураж до следующего урожая. Семенной материал всегда был неприкосновенным запасом.
В городе на ярмарке продавали и излишки овощей, лишнюю худобу, свиней, овец, птицу, а также молоко, масло и яйца. На вырученные деньги покупали сельскохозяйственный инвентарь, молодняк рабочего скота, лошадей, разную утварь, праздничные наряды, одежду и обувь. Покупали сахар, соль, керосин, спички. При этом спичками пользовались только женщины у печки, а курильщики носили в кармане кресало (стальная пластина), кремень и трут для раздувания огня.
Рабочую одежду и обувь изготавливали сами. Во многих семьях, в том числе и у нас, были небольшие собственные ткацкие станки. Вплоть до 50-х годов бабушка зимой ткала на таком станке. Были также прялки, веретена и прочий инвентарь для изготовления из льна белого тонкого полотна для постельного белья, сорочек (и в первую очередь для вышитых сорочек, как мужских, так и женских). Из конопли ткали грубое полотно для пошива брюк, кофт, мешков и прочего. Из овечьей шерсти изготавливали полотно для пошива жупанов (свиты). Сами вычиняли овечьи шкуры и шили тулупы, полушубки, кожухи, меховые безрукавки и шапки. Из говяжьих шкур шили обувь и упряжь для лошадей. Сами делали арбы, возы, сани, ярмо для запряжки волов, гнули дуги для лошадиной упряжи, изготавливали хомуты, шлеи, уздечки, А некоторые умельцы даже самостоятельно гнули колеса, делали крупорушки и маслобойни. Все крестьяне дома сами делали крупу и растительное масло. Коптили свиные окорока, варили колбасы, сушили фрукты, варили варенье (только оно хранилось не закрытым), а на свадьбы и праздники сами изготавливали брагу, вино и самогон.
Любители рыбой ловли сами плели сети и ткали редкую ткань для бредней (волок). Нитки для этих снастей пряли на прялках или сучили (сукали) на веретене. Из отходов конопли сучили веревки для налыгачей (привязь), пута (треножить лошадей), для сетей, бредней и других надобностей.
Большинство этих работ выполнялись на вечерницах с песнями (вышивка, прялка, веретено - девичье занятие, а сучить веревки, плести сети, шить упряжь - мужское). Вечерницы собирались, как правило, в больших хатах одиноких бабок и заканчивались поздно вечером ужином, музыкой, плясками и, конечно, поцелуями будущих молодоженов.
В селах, где не было речек, ставили ветряные мельницы (ветряки), а у нас в Лимане на Айдаре через каждые 2-3 версты стояли водяные мельницы. Плотины для мельниц были очень простые. Их изготавливали из хвороста, соломы, самана (смесь соломы, навоза и глины) и земли. Весной эти плотины прорывала вешняя вода, но каждую зиму заготавливали хворост и после паводка, когда половодье спадало, очень быстро эти плотины восстанавливали. Вода в них поднималась на 1-2 метра. Речка благодаря плотинам всегда была полноводной, а между берегом реки и огородами была трясина с зарослями камыша, куги, осоки. А для прохода вдоль берега была лишь небольшая тропинка.
В реке было много рыбы, раков и водоплавающей птицы.
Еще нужно сказать о подворьях. Хаты строили глинобитные, использовали куски крейды (мела), полы были земляные, а крыши крыли соломой или камышом. Летом земляной пол (доливка) смазывали свежим коровьим навозом и посыпали свежее сорванной полынью и любистком от блох. Заборы ставили из плетней. В хатах строили русские печи и печи с плитой, у нас их называли «пiчь и груба», топки их находились в кухне (передняя комната), а в спальне (хатына) были лежанка и печь, на которых спала зимой почти вся семья. На них хорошо лечили радикулит и грипп. Во дворе строили сараи для скота и других домашних животных, и обязательно повитку (рига) для хранения кормов. На току ставили клуню для хранения снопов, половы и зерна. Подвалы были и под хатами, но чаще во дворе с погребником (надстройка с крышей).
Навоз зимой складывали в кучи, а весной с помощью станков превращали в саман, который высушивали, складывали в кучи, накрывали от дождя и использовали как основное топливо в русских печах.

По рассказам отца навоз использовали только как топливо, а как удобрение его стали применять чуть ли не после войны.

В слободе Лиман и на хуторе Балакеровка жили свободные люди. А на хуторе Бутковка (северная окраина Лимана, правый берег Айдара) жили паны Бутковы, которые держали крепостных крестьян даже спустя 20-25 лет спустя отмены крепостного права (1861 год).

Ремарка (А.А.): Как я понимаю, в воспоминаниях дедов не было упоминаний о крепостной зависимости жителей Лимана, отец всегда говорил о том, что наши предки были свободными крестьянами (слобожанами), хотя в середине XIX века практически все слободские земли (те, что не были в частной собственности) указом царя были распределены между государевыми конезаводами, то есть, по сути, они являлись государственными крепостными. В прочем, вполне возможно, вся эта зависимость сводилась к тому, что оброк или натуральный налог взимался в пользу конезавода, и никаких дополнительных отработок просто не было.

Бабушка Анисья Федоровна вспоминала, что ее старшая подруга вышла замуж за панского парубка - бедняка, и стала «крепачкой» (крепостной). С ней произошел следующий случай. Бабушке в ту пору было 8-9 лет, следовательно, эти события происходили около 1880 года. Двух молодых женщин, в том числе и подругу бабушки (вернее всего знакомую) управитель заставил побелить конюшню на панском дворе, они побелили, но пану не понравилось, и в наказание на другой день им должны были нанести по 25 ударов розгами. Бабушка, узнав об этом, побежала с другими девчатами посмотреть и пожалеть подружку. Когда она прибежала к панскому двору (5-6 км), провинившиеся все еще стояли на коленях перед закрытыми воротами панской усадьбы и горько плакали, рядом с ними тоже на коленях стояли родные и близкие, в надежде, что пан, проснувшись, их помилует.
Спустя какое-то время вышел управитель и объявил, что наказание отменяется в связи со смертью старого барина. Мужчины сняли головные уборы, женщины упали на колени, и прозвучал облегчающий вздох, а у виновниц вместо печальных слез полились слезы радости. «Нам было неудобно»,- рассказывала бабушка, но мы обнимали подруг и смеялись.
Один из Бутковых был профессором Петровско-Разумовской сельскохозяйственной академии (ныне Тимирязевка) и его биографическая справка помещена в Большой Советской Энциклопедии. В 30-е годы в усадьбе Бутковых был организован детдом, а потом школа для глухонемых.
Через год после смерти Василия Фотеевича женили старшего сына Герасима, но он ранней весной на посевной полежал на сырой земле, заболел и через месяц умер.
Жену его, тетю Мотю, бабушка отдала замуж за Бурьяна Ивана Ивановича. Дядька Иван и Тетя Мотя до самой смерти не теряли родственных отношений с нами и оба бабушку называли мамой. Детей у тети Моти не было ни от первого, ни от второго брака.
Второй сын Сергей Васильевич после Лиманской церковно-приходской школы (3 или 4 класса) получил похвальный лист за отличную учебу и прилежное поведение. Этот лист был размерами где-то 40х80 см, висел он у нас до самой Великой отечественной войны на стене в застекленной рамке. В центре листа каллиграфически было написано, что сей похвальный лист выдан Дубейко Сергею в 1904 году. По периметру листа располагались картинки из истории России, начиная от крещения Руси до Николая II. Мне запомнились такие картинки, как битва на Куликовском поле, Петр I на закладке первого кирпича на строительстве будущего города Петербург, ликование народа перед царем-освободителем в 1861 году и другие.
Сергей Васильевич еще неженатым парубком был призван на Первую мировую войну в 1914 году, а в 1917 году с винтовкой вернулся домой. В 1918 году он и вместе с друзьями-фронтовиками ушел в Красную армию. Домой из них вернулся только Гончаров Василий Иванович (у нас была фотография дяди Сергея с Василием Ивановичем), он и рассказал, что Сергей Васильевич командовал их отрядом и погиб под Харьковом в бою с немцами.
После Гражданской войны бабушка женила Кузьму Васильевича на Екатерине Макаровне Гончаровой, а спустя два года сыграли свадьбу и Василия Васильевича с Евдокией Яковлевной Чугуновой, но сыновей не отделила, и жили все вместе одной большой семьей. Вместе и землю обрабатывали, так как бабушка на всех сыновей получила земельные наделы в одном массиве.
Иван, Пелагея и Яков были еще подростками, а у Кузьмы и Василия уже родилось по несколько детей. Все жили в одной хате под властным крылом бабушки.
Бабушка была очень трудолюбива и это прививала всем своим детям и невесткам. Рабочий день длился от зари до зари круглый год.
Внуки очень любили деда Фота, он для них был и воспитателем, и учителем, и наставником, и душевно близким человеком. Его умелые руки были примером и в плотницком деле, и в портняжном, и в шорничестве (пошив упряжи для лошадей), и в любых других вопросах крестьянской жизни.
Фот Трифонович умер на 86-ом году жизни в 1922 г. Тетя Евдокия Яковлевна вспоминала, что когда она вышла замуж, то дед Фот был уже очень старый, но любил ловить рыбу и при этом бредень всегда тянул с глубины, и нередко в плавь.