Отец в годы войны после возвращения из Актюбинска находился дома (май - июнь 1942 года), потом с августа 1942 по 25 января 1943 года (после неудачной эвакуации), на одну ночь заезжал домой в марте 1943 года (с ним было еще 10 автомашин), потом с сентября 1943 до конца года находился на излечении в Старобельском госпитале (после ранения в левый бок), жил при этом, конечно, дома. Весь 1944 год был на фронте. В начале января 1945 года он на автомашине подорвался на мине и был тяжело ранен, лечился в городе Рассказов Тамбовской области. Домой приехал (точнее, его привезла медсестра) на костылях в июле 1945 года. У него была перебита левая нога (закрытый перелом обеих костей). Кости врачи сложили, наложили гипс, а когда гипс сняли (спустя полгода), оказалось, что кости срослись неправильно - стопа повернулась внутрь, а нога стала короче на 5 см. Врачи предлагали поломать сросшиеся кости и сложить их заново, но отец отказался, и попросил отвезти его домой.
Он приехал, когда я сдавал последний экзамен на аттестат зрелости. Медсестра доставила его на квартиру к тете Гале, а я приехал за ним на сельповской лошадке с бричкой. По дороге он интересовался, куда я пойду учиться. Я хотел поступать в Одесский инженерный институт морского флота, он уже советовал мне поступать в сельхозинститут на садовода. В нашем колхозе был госсортоучасток плодовых культур, и агроном этого участка погиб на фронте. Отцу хотелось, чтобы я пошел по стопам Задорожного.
Я подал заявления в оба института, но из Ворошиловграда вызов пришел раньше. В тот день, когда я уже ушел в город для отправки в Ворошиловград, почтальон принес вызов из Одессы. Если бы меня догнали, то я поехал бы учиться на моряка. Но этого не произошло. Поступил я, правда, не на садовода, а на агрономический факультет полевых культур в Ворошиловградский сельхозинститут.
После сдачи вступительных экзаменов, я с отцом ездил косить сено для коровы на конезавод. Я уже научился косить и шел впереди, а он с привязанным к правой ноге костылем косил вслед за мной и все время меня подгонял, хотя, делая каждый шаг, ему приходилось опираться на косу, да еще и костыль тянул за собой на привязи. Когда проходили «ручку», он подтягивал костыль и с его помощью шел назад, чтобы начать новую «ручку» (следующий заход на взмах косы). Ширина его «ручки» была значительно шире моей.
Осенью в колхоз пришло уведомление о получении новой автомашины ГАЗ-АА (полуторка), и, что ее срочно нужно получить в Старобельске. Председатель колхоза Лиманский Яков Иванович приехал к нам на бричке и уговорил отца принять машину, так как других водителей в Лимане еще не было. Отец пообещал пригнать ее, а потом и стал на ней работать. Вначале возил в кабине с собой костыль, а потом палку.
В 1956 году он получил новую автомашину ГАЗ-51, а в 1960 перешел из шоферов автослесарем-вулканизаторщиком, и работал вплоть до 1970 года, пока не вышел на пенсию. На пенсию не шел долго потому, что ее размер в те годы был очень маленький, а он, как инвалид войны, имел право и на пенсию и на зарплату.
После войны мама родила еще Володю (1948 год), Аню (1950), Петю (1952) и Сашу (1956).
Все послевоенные дети выросли, все закончили Лиманскую среднюю школу, хлопцы отслужили армию, женились, Аня вышла замуж.
На сегодняшний день, 22 февраля 1990 года, Володя служит на Дальнем Востоке в звании прапорщика (вольнонаемный). Живет со второй женой Ольгой (у нее от первого мужа, который погиб в автокатастрофе, растет дочь Ирина), Оля недавно родила ему сына, которого назвали в честь дедов Иваном. Первая жена Володи живет в Северобайкальске, с нею остались дети - дочь Татьяна и сын Сергей.
Аня вышла замуж за соседа Череватого Владимира Николаевича, родила ему сына Евгения и дочь Наталью. Живут они в Старобельске. Володя работает в милиции, а Аня в райпотребсоюзе.
Да, Шура - сестра моя 1937 года рождения - из Лимана уехала в 1959 году, вначале в Ворошиловград, а после в Киев. В Старобельске в техникуме она получила диплом зоотехника, в Ворошиловграде выучилась на крановщика большой грузоподъемности. С этой специальностью уехала в Киев, поступила работать на метрострой, затем ее перевели в бухгалтерию кассиром, потом бухгалтером. Получила однокомнатную квартиру. В 1989 году у нее был инсульт с параличом речи и правой стороны тела. К концу года ей стало легче, она начала ходить и кое-что делать руками, приехал в гости в Лиман, а в конце сентября я ее забрал к себе, чтобы она отдохнула, но 8 октября 1989 года у меня случился инфаркт миокарда. Месяц я пролежал в райбольнице неподвижным, 3 недели со мной была жена, а Шура одна осталась на хозяйстве. Вместо отдыха ей пришлось кормить кур, гусей и кабана. Мой брат Саша приехал меня проведать и забрал ее в Лиман, а Аня потом отвезла ее в Киев.
Петя после демобилизации из армии заехал к Шуре в Киев, да там и остался. Поступил на завод «Арсенал» электриком, получил квартиру, женился на Нине из Чернобыля, родили две дочери - Светлану и Юлю. Живут и работают в Киеве. Шура на время болезни живет у Пети.
Александр - самый младший из детей - остался жить на старом подворье отца и деда Василия. Женился он на Любови Ивановне Носаль из хутора Проказино (Слободка), она родила ему две дочери - Людмилу и Ольгу. Младшая сестра Любы Ольга стала женой Володи.
Отец наш - Иван Васильевич - умер 24 ноября 1975 года от астмы. За месяц до этого он собирал хмель, надышался, вечером у него начался сильный приступ удушья, и его увезли в больницу. За всю свою жизнь он трижды был в больнице - два раза в госпитале по ранению и последний раз перед смертью с аллергической астмой.
В усадьбе, которую Фот Трифонович купил своему сыну Василию в 1890 году, сменилось уже три хаты. Первая простояла 49 лет, в ней родились все дети Василия Фотеевича и Анисьи Федоровны, в ней же родились я и Шура. В 1939-40 году была построена новая хата, в ней родились остальные дети наших родителей, но эта хата простояла 23 года, и отец переде ней поставил новый дом, который строил 4 года. Этот дом был уже с крышей покрытой шифером и деревянными полами во всех 4 комнатах. Старая хата еще долго использовалась как кухня. В новом доме уже не было русской печки. В прошлом году Александр расширил дом, сменил крышу. Получился большой уютный дом на 6 комнат с газовым паровым отоплением, с ванной и туалетом.
После войны у колхозников отрезали часть огородов, оставили только по 0,5 га. У нас забрали старый огород в усадьбе наших предков, а в леваде отрезали вдоль всего огорода по несколько метров с каждой стороны. «Ничейные» полосы вдоль огородов заросли колючей травой и бурьяном, пустуют уже который год.
Вернусь еще к бабусе.
Всю свою жизнь она была домохозяйкой. После смерти мужа, до коллективизации, все хозяйство держалось на ней. Когда я уже стал агрономом, мы с ней не раз беседовали о ведении сельского хозяйства. Она рассказывала, что в степи на «отрубах» у них был плодосмен (сейчас говорят - полевой севооборот), она хорошо знала, где какую культуру нужно сеять, где оставлять под толоку (поздние пары), где пахать, а где можно сеять и по волокому (сейчас говорят - поверхностная обработка). Когда началась коллективизация, в колхоз вступили сразу три пары. Разделили лошадей, волов, сельхозинвентарь, и передали в колхозы для обобществления. Бабуся по старости в колхоз не вступала, но работы ей хватало и по дому. Отец и мать уходили на работу на восходе солнца, возвращались после заката.
Мама родила 14 душ детей. По тем законам после родов уже через месяц она выходила на работу, а бабушке приходилось нянчить детишек. Так она и вынянчила 7 детей и 29 внуков.
Сколько я помню бабусю, она всегда была без зубов, то есть без зубов она прожила 30 лет. Все домашнее хозяйство она вела практически сама. В том числе и огород - посадка, прополка, поливка, уборка. Я ей помогал, На старом огороде деда Трифона, помню, всегда были хорошие арбузы и дыни. На тот огород я ходил с большим интересом. Во всех левадах росли вишни и яблони. Никто их, конечно, никто не охранял. Сороки и вороны наносили большой урон бахчам и подсолнечнику. Мы ставили разные чучела. До войны участки были по гектару, и мы, кроме огородов, сеяли на них пшеницу, рожь, просо, лен и коноплю. Зерновые косили косой с «грабками» или серпом, вязали снопы, снопы укладывали в крестцы для дозревания, а затем молотили цепами. Коноплю и лен мочили после обмолота в речке, а потом «тикали» на «тернице», мяли кудели ногами, а потом пряли на прялках в нить и ткали на станках полотно. И все это делала бабуся своими руками. Кроме этого каждый день на плите готовила и завтрак, и обед, и ужин. И это не на газовой плите, не в печке на угле, а на горнушке с отоплением хворостом, камышом или бурьяном, который нужно постоянно подкладывать, чтобы не потух огонь.
При Хрущеве женщинам сделали облегчение, и мама после родов Пети, а затем и Саши, на работу уже не ходила. Но ей тоже досталось от жизни. Во-первых, родила 14 душ детей, шестерых воспитала до взрослого, во-вторых, в колхозе работала от зари до зари, вначале в яслях, а потом на разных работах, вечерами до поздней ночи шила на машинке детям одежду и даже зимнюю обувь (бурки) под глубокие галоши, а бывало шила и для соседей за плату. В-третьих, у бабуси в 1959 году случился инсульт с параличем правой стороны тела, после которого та так и не оклемалась - 7 лет была лежачей больной. К маме перешла вся работа, да еще пришлось ухаживать за бабусей, которая в последние годы располнела, и маме было трудно ее поворачивать и поднимать, чтобы та могла посидеть.
Умерла бабуся в августе 1966 года, а месяцем раньше, умер ее сын Яков Васильевич.
Прожила бабуся 94 года, из них 87 лет в непрерывном труде. Когда ее хоронили, то гроб несли только внуки от дома до кладбища.
Если бабуся зубов лишилась в 60 лет, то мама - в 35, зубы у нее стали выпадать в годы войны. Главная причина в том, что часто, в том числе и зимой, она за пазухой носила домой то зерно, то подсолнечник. Пока домой дойдет, зуб на зуб не попадает. А в возрасте 40 лет, когда я был на практике в 1948 году в родном колхозе, у мамы выпали последние зубы. В начале 50-х годов она вставила две пластины с белыми костяными зубами. Зубные протезы оказались очень удачными, она могла даже семечки щелкать. Подруги ей завидовали, говорили, что ей удалось все зубы сохранить. И очень удивлялись, когда она им показывала «свои» зубы.
Отец тоже две пластины вставил 1957 году перед моей свадьбой с Мотей, но у него протезы были неудачные, и он часто ходил без них, с пустым старческим ртом. Ему в это время было 57 лет.
Мне сейчас 62 года, но у меня пока нет только 4-х зубов, да два нижних зуба шатаются, но не болят. Поэтому я их не рву, да и врач меня предупредил, что после инфаркта зубы не рекомендуется вырывать в течение полугода.